Буэнос Айрес
И поехали мы в столицу.
В дороге Лену стало укачивать — ехать надо было часов 8 или 10, да еще на маленьком автобусе. Первую половину проехали нормально, а затем начались мучения. Лена попросилась выйти. Мы постояли и поехали дальше, но через час ее снова укачало, мы снова остановились. Шофер воспринимал все совершенно нормально — понятно было, что маленькому ребенку сложно, останавливались мы раз десять. Где-то к пятому разу я стал подозревать, что мы присутствуем при эксперименте — когда же эти взрослые поймут, что я просто развлекаюсь от того, что они останавливают такую большую машину по моей просьбе и стоят, пока я не захочу продолжить поездку. Личико не было бледным, глазки не выглядели измученными, даже усталости от поездки было меньше, чем у взрослых. Когда, наконец-то, добрались до столицы и подъехали к гостинице, Лена вышла и, как ни в чем не бывало, стала бегать по вестибюлю. Мои подозрения усилились, но так и остались подозрениями — на самом деле её так сильно укачивало последние три часа поездки или она просто наслаждалась и веселилась?
Первый год в Буэнос Айресе мы провели в небольшой квартире. Опять же Лена ездила на дачу, на сей раз оставаясь там ночевать. На даче было много комаров, окна затягивались сеткой.
Лена подружилась с одним инженером — дядей Славой. Они о чем-то болтали, что-то строили, играли в прятки, ухаживали за лошадьми. У него под Москвой осталась такая же внучка и он по ней скучал, а Леночка напоминала ему внученьку.
На даче жил десяток лошадей, были они смирными, из конюшни не выходили. Лена их кормила и гладила, но немного боялась, подходила осторожно. Хотели попросить хозяина разрешить нам покататься, да тот так и не появился.
В Буэнос-Айресе Лена пошла в школу — в колледж Милфильд. Частная школа, но очень дешевая, как вообще была дешевой жизнь в Аргентине в те времена. Сначала она ходила в подготовительный класс — точнее, в старшую группу детского сада в этом же колледже. Теперь халатик был зеленым, но, опять же, в белый горошек и белым воротничком, вроде бы. Училась неплохо, даже получала похвальные записи в дневник. Что-то клеила, рисовала, раскрашивала, считала, писала.
 |
| Буэнос-Айрес, вид на город от Национальной библиотеки. Фото - Леночка. |
Там появились друзья — Маркос, например, и другие — кажется, Фернандо. Иногда даже домой в гости девочки приходили. Немного влюбилась в одного учителя — Пабло, но в него все дети были влюблены — замечательный был парень.
Ездила на три дня в поход, но там ей не понравилось — комары заели, ночью она замерзала. Впрочем, на фотографиях из похода видно, что и развлекалась она неплохо — особенно, когда Пабло поймал лягушку и вся компания куда-то мчалась.
К тому времени язык Лена знала великолепно. Когда в Аргентину приехала моя коллега — Наташа Нечипоренко, и зашла к нам в гости, она попросила Лену назвать буквы алфавита (они были нарисованы на небольшой школьной доске, которую Лене купили в подарок). Лена запросто назвала весь алфавит, но каждую букву называла с артиклем, как и полагается. Наталья просто ахнула — у нее в институте студенты после пяти лет обучения забывают артикль перед буквой называть, а тут маленькая девочка… Потом Лена разговаривала с ней по-испански, совершенно без акцента произнося все слова, и даже чисто аргентинские звуки — которым аналога в русском нет. Наталья была очарована, рассказала в Москве. Через какое-то время заехал в гости Олег Горин — в командировку, конечно, — и тоже был ошарашен, хотя ему уже было известно о поразительных успехах.
Приезжал и дедушка (тоже в командировку), которому Лена переводила фильмы — точнее, рассказывала их содержание. Тоже удивлялся способностям.
Ходили снова на советский пароход, ходили в лес почти в центре города, смотрели мультфильмы про Хи-мана и Леоно. Неплохо жили. Лена уже неплохо умела читать и сама вечерами читала сказки, иногда задавая вопросы, когда встречалось непонятное слово, а иногда споря о содержании сказки: — «Ну почему он так поступил, ведь лучше было бы иначе…» (особенно при чтении сказок Андерсена — но они сложные, для детей постарше, Лена их не очень понимала). Мне очень нравилось, что Леночка сама читает, и не только читает, но и думает при этом.
Еще помню, как мы ходили с Леной в Итал-парк (позже он был закрыт после несчастного случая) — катались на карусели, ездили в темном лабиринте ужасов, где громко орали, посещали там спектакли для детей. Не помню, сколько раз, но частенько мы там бывали — он находился недалеко от нас. Хотя Лена лабиринт боялась, ее туда тянуло, и мы всегда выстаивали туда очередь. А потом мчались по темному туннелю, а по лицу хлестали пряди каких-то тряпок. Вот крику-то было. И еще любила кататься на горизонтальной карусели, где детей привязывали к доске, а когда карусель раскручивалась, все жутко визжали и хохотали. И совершенно Лена не укачивалась.
Пару раз съездили в Городской Парк — он находится очень далеко от центра, туда надо было ехать на метро до конца, а от метро ходит единственный трамвай в стране ( но один раз ездили на машине). В парке тоже посетили разные аттракционы, но запомнился один — огромный круг, который быстро вращался, — как чертово колесо, только гораздо быстрее, а люди сидели в кабинах. Кабины были закрыты мелкой сеткой — но в достаточно крупную клетку. Кабины тоже вращались — независимо от круга — во всех направлениях. Я все две или три минуты поездки держался за карман, в котором забыл расческу и мелочь — а то бы все улетело. Я вышел, шатаясь, а Лена чувствовала себя совершенно нормально.
Ну, и конечно, было много других развлечений. Были и обиды — не обходилось без обычных сложностей, ссор, наказаний. Однажды я сказал Лене, чтобы она уходила и больше не приходила, раз не хочет то ли прибирать, то ли слушаться, то ли ужинать — не помню, — обычная коллизия. Разрешил взять любимые вещи, постель. Лена тихонько взяла одеяло и подушку, а затем подхватила под мышку огромную плюшевую собаку по имени Сова — она ее так сама назвала, и тихо вышла из квартиры. Я закрыл дверь, но, конечно, стоял, прислушиваясь, что она станет делать. Лена отошла к лестнице (я ей сказал, чтобы на лифте не уезжала — маленьким детям одним нельзя ездить на лифте) и стала спускаться. Подождал я секунд пять, тихонько открыл дверь и на цыпочках подошел к лестнице. Гляжу, а бедняга села на ступенечке, прижала крепко-крепко Сову, подушку и одеяло, и призадумалась. Сидит тихо, как мышка, что делать, не знает, куда идти и как жить дальше — непонятно. И так ее тут жалко стало, что я подошел и строго спросил, будет ли она еще когда-нибудь так плохо себя вести, Лена покачала головой, мол, нет, никогда больше она себя плохо вести не будет, и пошла домой, прощеная, где быстро то ли убрала комнату, то ли подняла разбросанные вещи — не помню.
А мне стало очень горько из-за того, что так сурово с ней обошлося. До сих пор больно.
Жили в Буэнос-Айресе, не тужили. Лена росла, уже появились телефонные разговоры с подружками, какие-то секреты и так далее.
Но, к сожалению, из Буэнос-Айреса мы уехали после двух лет проживания. Вернулись на пару месяцев в Баию-Бланку. Там Лена пошла во второй класс, уже в синем халате, но проходила в школу «Педро Гойена» недолго. Правда, в классе оказались ее бывшие коллеги по детскому садику, они быстро сдружились, но, привыкнуть окончательно не успели — наступило аргентинское лето и каникулы, а потом мы уехали (но школа резко подорожала — надо было платить уже половину зарплаты, что все равно было не по карману, хотя что-нибудь придумали бы).
Тогда же Лена стала заниматься карате — довольно далеко от дома. Приходилось ходить пешком долго или ездить на автобусе. Перед отъездом в Москву Лена успела сдать экзамен на первую ступень — основные упражнения. У нее неплохо получались основные движения — «ката», конечно, силы не хватало и сноровки тоже, но начало было очень неплохим, жаль, в Москве я так и не нашел этого вида карате, да еще для малышей. В те времена в Москве таких студий не было.
Но диплом ей так и не прислали, хотя мы оставили адрес и деньги.. А может быть он потерялся в дороге. Остались фотографии, где Лена в белой форме показывает приемы.
Продавайте доллары. Немедленно.
Ага. Кто жил в Аргентине в конце восьмидесятых годов прошлого века, эту мантру помнит. Каждый день правительство вещало устами министров и начальников государственных банков (а иногда и сам президент подключался): "Не покупайте доллар по завышенному курсу! Кто покупает доллар сегодня по этому безумному курсу, тот потеряет деньги! Завтра доллар рухнет, а наша валюта встанет на дыбы и его подомнёт под себя! Крах американского доллара не за горами - ещё год-два и конец, копите деньги в родных австралях (так называлась местная валюта на тот момент).
Находились аж те, кто призывам внимал и бежал сдавать доллары. Скупщиков, впрочем, было столько, что больше двух в одни руки не давали.
Одновременно национальный банк каждый день делал вливания - выкидывал на рынок миллионы долларов, чтобы сдерживать их рост. В надежде удержать местную валюту на плаву пока Америка не рухнет.
Кончилось тем, что приходил ты в магазин, покупал пачку масла, платил за неё 20 австралей. Тут же вспоминал, что жена просила две пачки масла, тьфу ты. а ты одну взял. Бежишь, берешь вторую пачку, кассирша выбивает чек на 22 австраля. И ты не противишься. Потому что будешь ругаться - мол, я ж три минуты назад за 20 брал, то заплатишь 23, время же тикает, каждые 5 минут - на 10% курс падает. Не шучу! Кто жил в то время в Аргентине, обстановку помнит. Ты платил задаток за товар, - процентов 5 от стоимости, чтоб цена не менялась, шел в обменный пункт и продавал 10 долларов. Возвращался и платил остаток. Если бы заплатил всё сразу, то в долларах получалось бы дороже процентов на 20. Но продавцы были не дураки. Задаток действовал сначала 2 часа, потом 1 час, потом "с момента внесения задатка 10 минут держим цену, а не успеете, поднимаем на 10%, время пошло".
No comments:
Post a Comment