Болезни
В возрасте от года до 4 лет, мы часто ездили в поликлинику. Поликлиника была особенной - в ней были лекарства, вежливые врачи и не было очередей. В отличие от других поликлиник, где все было наоборот. Но поликлиника Леночки принадлежала ЦК Партии, поэтому там было всё или почти всё. В поликлинику мы ездили на массаж - нам его прописали бесплатно, правда, все равно немного платили медсестре, но совсем немного. Ездили на осмотры, на получение справок о том, что перестали болеть и можем снова ходить в детский сад и тому подобное. Фамилия врача была Иркина, а звали ее Генриетта Павловна.
Помню, когда мы появились в первый раз, я стал Леночку раздевать для осмотра, приговаривая: "Не бойся!!". В ответ Генриетта Павловна довольно сурово сделала мне внушение: "Не надо говорить, что она не должна бояться. Она ведь сначала не боялась, а Вы, своими словами, вызываете подозрение, что все-таки что-то неприятное нас впереди ожидает, вот она и начинает бояться". Меня, помню, опять очень озадачила детская психология - ведь, действительно, ребенок и не собирается бояться, - ну, раздевают его в кабинете - мало ли что. И тут ему говорят: Не бойся! Ага, значит впереди - что-то неприятное. Вот так формируется рефлекс боязни перед врачами.
В другой раз, когда мы прощались, я, держа Леночку на руках, произнес: ну, скажи "Ата-ата-ата". Леночка послушно произнесла, так как она знала, что это слова прощания. Генриетта Павловна сурово на меня посмотрела: "Родитель, это на каком языке? Вы ее должны языку учить, а не под нее подстраиваться". Но тут она была не права. Просто в Риге это слова прощания, вроде: "Всего доброго, до следующего раза", и я совершенно не знал, что по-русски этих слов нет, я был уверен, что это русский язык, а не влияние латышского. Поэтому я произнес: "Как на каком? На русском!" - "Впервые слышу" - отрезала Генриетта Павловна, а Леночка вдруг повторила: "Впелвые слышу!!" и мы с Генриеттой Павловной рассмеялись.
 |
| Опечаленный фонтан. Фото - Леночка. |
В поликлинику ездили на троллейбусе. Днём те ходили полупустыми, и можно было расположиться на сиденье, поглядывая в окно. По вечерам, однако, надо было в троллейбусы втиснуться и пробиться к сиденью. Впрочем, место всегда уступали - при виде человека с малышом на руках кто-нибудь обязательно вставал. Довольно быстро Лена запомнила маршрут, хотя нельзя сказать, что мы очень уж часто бывали у врача, (хотя и не так редко, как хотелось бы). Однажды, когда я о чем-то задумался, именно Лена вдруг произнесла: -"Плиехали!" Не помню, сколько лет ей было, но меня удивило, что она поняла, что едем в поликлинику и сообразила, что уже была наша остановка.
В поликлинике приходилось долго раздеваться, потом так же одеваться - муторно и очень неприятно при морозах. Лена в это время обычно что-то рассказывала, а гардеробщица умилительно слушала и задавала вопросы, а когда Лена появлялась, это гардеробщица всплескивала руками и приветствовала Леночку: - Опять ты к нам в гости! Имя ее я уже забыл, она скончалась еще до отъезда в Аргентину - старенькая была.
А однажды Лене подарили красивейшие ботиночки, привезенные кем-то из Ирана. В то время достать красивую одежду и обувь было очень сложно, а тут новые ботиночки, зеленые с желтыми полосками, очень мягкие и без шнурочков - мечта. (Одеждой все менялись - когда ребенок подрастал, хорошие вещи отдавали друзьям, но обувью менялись крайне редко - предпочитали новую, чтобы походка не портилась от стоптанной, как бы ни трудно и ни дорого обувь обходилась). К сожалению, ботиночки были немножко велики, но Лена их все равно носила - они были очень удобными. И вот однажды, когда мы ехали домой в переполненном троллейбусе и стали выходить на своей остановке в начале Арбата, нам еле-еле удалось протиснуться и буквально вывалиться наружу. И только тут я увидел, что одного ботиночка нет - он свалился с ножки в толчее (у людей пуговицы отлетали в тех давках!). Троллейбус не трогался с места, так как входили люди, и я попросил стоящих людей: "Поищите ботиночек - там должен лежать, где-то около входа" (мы сидели чуть-ли не на первом сиденье). Люди как стояли, так и стояли. Помню, что меня возмутило, что никто даже под ноги не посмотрел, хотя прекрасно все слышали мою просьбу осмотреться. И сколько я ни просил, - никакого результата. У меня сложилось впечатление, что народ тихо радовался - вот, мол, такие разукрашенные, не то что мы, пусть без своего иностранного ботиночка походят.
До дома мы добрались без приключений - метров триста я пронес Лену на руках, оставил дома, а потом побежал в сторону Кремля. Дело в том, что наша остановка была практически последней. На следующей все выходили, а затем троллейбус долго шел пустой вокруг Кремля, и только опять на Манежной площади в него набивались люди.
Номер на боку троллейбуса я запомнил, успел дойти до остановки и, когда троллейбус подошел, - совершенно пустой, - вошел в него и стал искать. Ботиночка не было! Кому он мог понадобиться? До сих пор тайна. И до сих пор жаль, что не сообразил проехаться по этому кругу - заняло бы минут двадцать - наверняка где-то у остановки валялся, а то и был выставлен где-нибудь на видном месте. Всего-то там было три или четыре остановки, да и вывалиться мог он только на первой, где все люди толпой выпадали наружу.
С врачами связано и еще одно событие. Еще в самом раннем возрасте на головке у Лены появилось маленькое пятнышко, которое стало расти и превратилось в довольно большую шишку. Сначала никто и внимания не пятнышко не обратил, но потом показали врачу, который сказал, что это очень распространенная вещь - ангиома, что надо провести простейшую операцию - прижечь холодом ("криоприжигание", кажется). Делали операцию в больнице на Садовом кольце - неподалеку от площади Восстания. Леночка приехала туда на коляске, которую мы оставили около входа, пошли внутрь, где ожидали в очереди еще с десяток таких же бедняг с шишечками на голове. Когда пришла наша очередь, молодой человек, подхватил Леночку и со словами: "Папаша, отдохните минут пять!", исчез за дверью кабинета. Лена не заплакала - хотя чужой дядя забрал ее с собой. И только через минуту раздался дикий рев - прижигали пятнышко. Так как рев повторялся регулярно - до нас прошло уже много детей, я не очень перепугался, но жалко было её до слез. А через секунду тот же парень, наверно, студент-практикант, вынес ее, плачущую, всю в слезах. Долго пришлось утешать, потому что, наверно, все-таки очень больно было. Странно, почему дети не плакали, когда видели, что все, кто исчезает в кабинете, возвращаются в слезах. Сидели спокойно и обреченно. Но уже в коляске ребенок успокоился и снова веселился от всей души.
Вообще-то, если бы я вовремя подумал, что шишечка - это важно, то у Лены не осталось бы следа на головке. Его не видно, но когда она была маленькая, эта лысинка была очень заметна - волосики были редкими, и занимала она огромную площадь, чуть ли не полголовы. И сколько не убеждали окружающие, что человек растет, а лысинка остается такой же маленькой, при взгляде на головку всегда пробуждался страх - вот какая лысина будет! Но уже через несколько месяцев практически ничего не было видно, хотя окончательно она так и не исчезла.
No comments:
Post a Comment