Ещё вспомнилось вот… О народах-братьях

Ещё вспомнилось вот… О народах-братьях

У моего одноклассника был дядя — ветеран войны, герой, орденоносец, ранен в боях. И вот пригласили его на школьный сбор. Он ломаться не стал, пришёл и рассказал о войне. Но то ли не согласовали методичку, то ли нарушил указания. Одним словом, — редчайший случай, рассказал то, что хотел… И запомнилось…

Итак…

В октябре 1940 года в СССР праздновали первую годовщину подписания Договора о дружбе с Германией. На заводе где-то в Смоленске или рядом, где юноша работал в бухгалтерии, ожидая призыва в армию, состоялось собрание по поводу. А комсомолец встал и сказал, что дружба скоро закончится, что мирные настроения, которыми советский народ охвачен, напрасны и губительны, что говорить, что дружба германского и советского народов скреплена кровью, пролитой в боях за Польшу год назад — неправильно, что нельзя называть фашистов братьями, что Гитлеру верить нельзя, что это мерзавец и убийца… Ну, в тот же день его взяли, конечно (как юный комсомолец, он был уверен, что на собрании имеет право высказать свою точку зрения, не самоубийцей же был).

На допросах много, чего спрашивали. Пытались выяснить, кто главный в группе — он, или тот мужик, который плюнул в Москве на флаг со свастикой на улице — флаги вывесили в честь годовщины. Он того москвича не знал, конечно, но был рад, что не он один осмелился.

Приговорили комсомольца за «антигерманские настроения и антигерманскую пропаганду, выразившиеся в призывах разрушить братскую дружбу между народами СССР и Германии.». Сколько лет дали, не помню. Но ему повезло — грамотных людей в городе было мало. И поэтому начальство оставило его бухгалтером в местной тюрьме, в лагерь не послали, условия были сносные. Началась война.

Враг народа-бухгалтер слышал многое и струхнул — решил, что расстреляют тут же, потому что сидел по контрреволюционной статье.

Идти к начальству не хотел — по опыту сидения понимал, что если скажет о том, за что сидит, быстрее расстреляют, потому что самое легкое решение неувязки. Но опять повезло — отправили в Москву, как опытного кадра. Там продолжал сидеть до октября 1941. В октябре на его глазах в администрации стали отбирать для расстрела дела «конттреволюционеров». И расстреливать их массово. Но сначала каждое всё же просматривали — что было, то было. Вот открывает сотрудник его дело, глаза у офицера на лоб лезут, он вслух читает обвинение и кричит: — Где этот…!? (мужик евреем был). А он же поодаль сидит, учет ведет. Вскакивает и отвечает, как положено, мол, это я.

НКВДист его по морде бац!: Ах ты, морда такая-то, отсидеться решил в тылу, пока страна воюет, казенные харчи тратишь! (гениальная логика и пояснение причин отсидки). Мужик и испугаться не успел, мол, точно застрелят сейчас, как офицер продолжает: — А освободить его немедленно, как неправомерно осужденного! Ну, мужик, конечно, готов целовать офицера, и то, вместо расстрела полная свобода (а вы говорите, НКВД все гадами были, вот нормальный же попался!) Ему тут же выписывают справку, дают одежку какую-то и отпускают. А дело в Москве, деваться некуда, но он просится вольнонаемным, его тут же берут на работу туда же в тюрьму, но те документы, которые он вёл за час до этого, не доверяют — потому что вольнонаемные сначала должны проверку пройти и получить допуск к тюремным документам, а на это в условиях войны неделя уйдет, иди пока работай на складе. Работает он там, живёт тут же в общежитии, рядом с охранниками!

Весной 1942 берут на фронт, воюет, получает награды, ранения. В 1944 или 45 становится офицером. Рассказал о боевых эпизодах — интересно, но к этой теме не относится. Слушали мы все не дыша.

Сразу же после войны человека увольняют из армии, как сидевшего по политической статье. Хотя в деле указано, за что сидел. А ну и что — за политику же сидел, нельзя людьми командовать после войны. Во время войны водить в атаки можно, а после войны — недостоин!

Но он был уже умным, удрал после демобилизации в деревню и жил там лет пятнадцать. Никто и не тронул. Нонна, наша одноклассница, спросила его, когда вопросы начались — а почему в Израиль не уехал тогда. Он ответил, что боялся, посадят же снова, но вот теперь собирается, его боевой опыт пригодится (был он у нас в школе году эдак в 1969). Хлопали школьники бурно, овацию устроили. Учителя, кто хлопал, кто бледный стоял, директрису отпаивали валидолом, но всё обошлось. Человек вскоре уехал в Израиль (племянник рассказывал, а племянник гордился тем, что его дядя в школе у нас стал очень популярен — все за честь почитали показать, что знакомы с племянником!)

Послесловие: — Мне тут рассказали, что у Ильи Эренбурга отдаленно похожий случай в «Годы, Люди, Жизнь» описан. Только там человека наоборот, осудили в октябре 1941 года за антигерманские настроения (арестовали до войны, когда СССР с Гитлером дружил, но пока суд да дело, Особое Совещание только в октябре им занялось. Дали 5 лет. В октябре 41 года. За антигерманские настроения. В СССР. Но правду писал Эренбург или ошибался где, того не знаю).

(Эту заметку посвящаю Борису Баложскому).

Просто город Рига, где ветеран и рассказывал детишкам о своем славном прошлом. Фото от Леночки.